«Крестьянские дети»

Детство Некрасова прошло в окружении крестьянских сверстников. Он вырос в отцовском имении и смог на себе ощутить всю прелесть вольной жизни, резко отличающейся от городского быта. Ребенок не сразу осознал свое господское положение и относился к другим детям на равных. Впоследствии он любил наблюдать за крестьянскими ребятишками. Свои впечатления поэт выразил в стихотворении «Крестьянские дети» (1861 г.).

Автор описывает свою охоту в деревне. Расположившись на отдых в сарае, он замечает детей, которые украдкой наблюдают за ним. Поэт прислушивается к их разговору. Перед ним открывается огромный таинственный мир, существующий лишь в сознании детей. Они уже понимают свое отличие от барина, но пока не видят в нем покорности и унижения. Барин представляется им загадочным существом, живущим какой-то особенной жизнью. Его окружают таинственные предметы, которых никогда не встретишь в деревне.

Некрасова умиляют эти наивные детские взгляды. Он начинает размышлять о крестьянских детях. Представители высшего общества считали их неполноценными существами, которые могут лишь пополнять армию покорных и забитых слуг. Поэт вспоминает яркие случаи из своей жизни, которые он провел в окружении крестьянских детей. Они ничем не отличаются, а даже производят более выгодное впечатление, по сравнению с изнеженными барчуками. Все дети равны от рождения. Они наделены богатым внутренним миром. Даже однообразная деревенская жизнь становится для них источником ярких впечатлений.

Крестьянские дети растут на лоне природы. Все их игры проходят на свежем воздухе. Любое занятие, например, собирание грибов, становится целым событием, насыщенным разнообразными приключениями.

Некрасов знает, что крестьянский ребенок с самого раннего возраста начинает работать. Для одних это становится очередной веселой затеей. Более серьезные дети сразу же понимают, что в таких «затеях» пройдет вся их дальнейшая жизнь. «Однажды, в студеную зимнюю пору...» — хрестоматийный отрывок, ярко иллюстрирующий тяжелую жизнь деревенского ребенка. Дворянскому шестилетнему малышу даже запрещено выходить на улицу, а в деревне он самостоятельно управляет лошадью.

Некрасов восхищен крестьянскими детьми. Он видит в них истинное выражение национального здорового духа. Поэт обращается к ним с призывом полностью насладиться беззаботным детством, пока еще есть такая возможность.

В финале поэмы «Крестьянские дети» автор возвращается к действительности. Рассмешив детей выходками своей собаки, он направляется на охоту. Этим нейтральным эпизодом поэт хочет подчеркнуть, что изменить что-либо в положении крепостных детей он не сможет. Мимолетное детское счастье растает без следа, наступит суровая трудовая жизнь.

Стихотворение «Крестьянские дети» особенное. В этом произведении автор сумел отразить действительность и натуральность. Использовал один из своих любимых приёмов — перемещение во времени. Для знакомства с ярким персонажем, маленьким Власом, писатель из летней поры переносит читателя в зимнюю стужу, а после снова возвращает в летнюю деревню.

История создания

К написанию этого стихотворения поэта подтолкнул случай. Это произведение биографично, в нём нет выдумки. Только начиная работу, у литератора была мысль назвать своё произведение «Детская комедия». Но в процессе работы, когда из юмористического рассказа стих превратился в лиро-эпическую поэму, название пришлось сменить.

Всё произошло летом 1861 года, когда успешный литератор приехал в свою деревню Грешнево отдохнуть и походить на охоту. Охота была настоящей страстью Николая Алексеевича, доставшейся ему от отца. В их поместье, где рос маленький Коля, была огромная псарня. Вот и в этом походе писателя сопровождал пёс Фингал. Охотник с собакой долго бродил по болотам и уставшие вышли, вероятнее всего, к дому Гаврила Яковлевича Захарова, что стоял на Шоде. Охотник сделал привал в сарае и заснул на сене. Присутствие охотника было обнаружено деревенскими детьми, которые опасались подходить близко, но из любопытства не могли пройти мимо. 

Эта встреча навеяла на Николая Алексеевича воспоминания о собственном детстве. Ведь несмотря на своё дворянское происхождение, и запреты отца не водиться с деревенскими детьми, он был очень дружен с крестьянами. Ходил с ними в лес, купался в реке, участвовал в кулачных боях. Да и теперь выросший Некрасов был очень привязан к родной земле и её людям. В своих рассуждениях о судьбах простых людей, он часто думал о будущем и о детях, которым жить в этом будущем. 

После этой встречи с деревенскими сорванцами он вдохновился к написанию стиха, который превратился в целую поэму, назвав своё произведение просто — «Крестьянские дети». Работа над созданием стихотворения длилась всего два дня. После автор внёс только несколько небольших дополнений. 

Стихотворение «Крестьянские дети»

Опять я в деревне. Хожу на охоту,

Пишу мои вирши — живется легко,

Вчера, утомленный ходьбой по болоту,

Забрел я в сарай и заснул глубоко.

Проснулся: в широкие щели сарая

Глядятся веселого солнца лучи.

Воркует голубка; над крышей летая,

     Кричат молодые грачи,

Летит и другая какая-то птица —

По тени узнал я ворону как раз;

Чу! шепот какой-то... а вот вереница

     Вдоль щели внимательных глаз!

Всё серые, карие, синие глазки —

     Смешались, как в поле цветы.

В них столько покоя, свободы и ласки,

     В них столько святой доброты!

Я детского глаза люблю выраженье,

     Его я узнаю всегда.

Я замер: коснулось души умиленье...

     Чу! шепот опять!

Первый голос

                              Борода!

Второй

А барин, сказали!..

Третий

                              Потише вы, черти!

Второй

У бар бороды не бывает — усы.

Первый

А ноги-то длинные, словно как жерди.

Четвертый

А вона на шапке, гляди-тко — часы!

Пятый

Ай, важная штука!

Шестой

                              И цепь золотая...

Седьмой

Чай, дорого стоит?

Восьмой

                              Как солнце горит!

Девятый

А вона собака — большая, большая!

     Вода с языка-то бежит.

Пятый

Ружье! погляди-тко: стволина двойная,

     Замочки резные...

Третий

(с испугом)

                                        Глядит!

Четвертый

Молчи, ничего! постоим еще, Гриша!

Третий

Прибьет...

     Испугались шпионы мои

И кинулись прочь: человека заслыша,

Так стаей с мякины летят воробьи.

Затих я, прищурился — снова явились,

     Глазенки мелькают в щели.

Что было со мною — всему подивились

     И мой приговор изрекли:

«Такому-то гусю уж что за охота!

     Лежал бы себе на печи!

И, видно, не барин: как ехал с болота,

Так рядом с Гаврилой...» — Услышит, молчи! —

О милые плуты! Кто часто их видел,

Тот, верю я, любит крестьянских детей;

Но если бы даже ты их ненавидел,

Читатель, как «низкого рода людей», —

Я всё-таки должен сознаться открыто,

     Что часто завидую им:

В их жизни так много поэзии слито,

Как дай бог балованным деткам твоим.

Счастливый народ! Ни науки, ни неги

     Не ведают в детстве они.

Я делывал с ними грибные набеги:

Раскапывал листья, обшаривал пни,

Старался приметить грибное местечко,

А утром не мог ни за что отыскать.

«Взгляни-ка, Савося, какое колечко!»

Мы оба нагнулись, да разом и хвать

Змею! Я подпрыгнул: ужалила больно!

Савося хохочет: «Попался спроста!»

Зато мы потом их губили довольно

И клали рядком на перилы моста.

Должно быть, за подвиги славы мы ждали,

У нас же дорога большая была:

Рабочего звания люди сновали

          По ней без числа.

     Копатель канав — вологжанин,

     Лудильщик, портной, шерстобит,

     А то в монастырь горожанин

     Под праздник молиться катит.

Под наши густые, старинные вязы

На отдых тянуло усталых людей.

Ребята обступят: начнутся рассказы

Про Киев, про турку, про чудных зверей.

Иной подгуляет, так только держися —

Начнет с Волочка, до Казани дойдет!

Чухну передразнит, мордву, черемиса,

И сказкой потешит, и притчу ввернет:

«Прощайте, ребята! Старайтесь найпаче

На господа бога во всем потрафлять.

У нас был Вавило, жил всех побогаче,

Да вздумал однажды на бога роптать, —

С тех пор захудал, разорился Вавило,

Нет меду со пчел, урожаю с земли,

И только в одном ему счастие было,

Что волосы из носу шибко росли...»

Рабочий расставит, разложит снаряды —

Рубанки, подпилки, долота, ножи:

«Гляди, чертенята!» А дети и рады,

Как пилишь, как лудишь — им всё покажи.

Прохожий заснет под свои прибаутки,

Ребята за дело — пилить и строгать!

Иступят пилу — не наточишь и в сутки!

Сломают бурав — и с испугу бежать.

Случалось, тут целые дни пролетали —

Что новый прохожий, то новый рассказ...

Ух, жарко!.. До полдня грибы собирали.

Вот из лесу вышли — навстречу как раз

Синеющей лентой, извилистой, длинной,

Река луговая: спрыгнули гурьбой,

И русых головок над речкой пустынной

Что белых грибов на полянке лесной!

Река огласилась и смехом, и воем:

Тут драка — не драка, игра — не игра...

А солнце палит их полуденным зноем.

Домой, ребятишки! обедать пора.

Вернулись. У каждого полно лукошко,

А сколько рассказов! Попался косой,

Поймали ежа, заблудились немножко

И видели волка... у, страшный какой!

Ежу предлагают и мух, и козявок,

Корней молочко ему отдал свое —

Не пьет! отступились...

                                        Кто ловит пиявок

На лаве, где матка колотит белье,

Кто нянчит сестренку двухлетнюю Глашку,

Кто тащит на пожню ведерко кваску,

А тот, подвязавши под горло рубашку,

Таинственно что-то чертит по песку;

Та в лужу забилась, а эта с обновой:

     Сплела себе славный венок, —

Всё беленький, желтенький, бледно-лиловый

     Да изредка красный цветок.

Те спят на припеке, те пляшут вприсядку.

Вот девочка ловит лукошком лошадку:

Поймала, вскочила и едет на ней.

И ей ли, под солнечным зноем рожденной

И в фартуке с поля домой принесенной,

Бояться смиренной лошадки своей?..

Грибная пора отойти не успела,

Гляди — уж чернехоньки губы у всех,

Набили оскому: черница поспела!

А там и малина, брусника, орех!

Ребяческий крик, повторяемый эхом,

С утра и до ночи гремит по лесам.

Испугана пеньем, ауканьем, смехом,

Взлетит ли тетеря, закокав птенцам,

Зайчонок ли вскочит — содом, суматоха!

Вот старый глухарь с облинялым крылом

В кусту завозился... ну, бедному плохо!

Живого в деревню тащат с торжеством...

«Довольно, Ванюша! гулял ты немало,

     Пора за работу, родной!»

Но даже и труд обернется сначала

К Ванюше нарядной своей стороной:

Он видит, как поле отец удобряет,

Как в рыхлую землю бросает зерно,

Как поле потом зеленеть начинает,

Как колос растет, наливает зерно.

Готовую жатву подрежут серпами,

В снопы перевяжут, на ригу свезут,

Просушат, колотят-колотят цепами,

На мельнице смелют и хлеб испекут.

Отведает свежего хлебца ребенок

И в поле охотней бежит за отцом.

Навьют ли сенца: «Полезай, постреленок!»

Ванюша в деревню въезжает царем...

Однако же зависть в дворянском дитяти

     Посеять нам было бы жаль.

Итак, обернуть мы обязаны кстати

     Другой стороною медаль.

Положим, крестьянский ребенок свободно

     Растет, не учась ничему,

Но вырастет он, если богу угодно,

А сгибнуть ничто не мешает ему.

Положим, он знает лесные дорожки,

Гарцует верхом, не боится воды,

Зато беспощадно едят его мошки,

Зато ему рано знакомы труды...

Однажды, в студеную зимнюю пору

Я из лесу вышел; был сильный мороз.

Гляжу, поднимается медленно в гору

Лошадка, везущая хворосту воз.

И шествуя важно, в спокойствии чинном,

Лошадку ведет под уздцы мужичок

В больших сапогах, в полушубке овчинном,

В больших рукавицах... а сам с ноготок!

«Здорово, парнище!» — Ступай себе мимо! —

«Уж больно ты грозен, как я погляжу!

Откуда дровишки?» — Из лесу, вестимо;

Отец, слышишь, рубит, а я отвожу.

(В лесу раздавался топор дровосека.) —

«А что, у отца-то большая семья?»

— Семья-то большая, да два человека

Всего мужиков-то: отец мой да я... —

«Так вон оно что! А как звать тебя?»

                                             — Власом. —

«А кой тебе годик?» — Шестой миновал...

Ну, мертвая! — крикнул малюточка басом,

Рванул под уздцы и быстрей зашагал.

На эту картину так солнце светило,

Ребенок был так уморительно мал,

Как будто всё это картонное было,

Как будто бы в детский театр я попал!

Но мальчик был мальчик живой, настоящий,

И дровни, и хворост, и пегонький конь,

И снег, до окошек деревни лежащий,

И зимнего солнца холодный огонь —

Всё, всё настоящее русское было,

С клеймом нелюдимой, мертвящей зимы.

Что русской душе так мучительно мило,

Что русские мысли вселяет в умы,

Те честные мысли, которым нет воли,

Которым нет смерти — дави не дави,

В которых так много и злобы и боли,

     В которых так много любви!

Играйте же, дети! Растите на воле!

На то вам и красное детство дано,

Чтоб вечно любить это скудное поле,

Чтоб вечно вам милым казалось оно.

Храните свое вековое наследство,

     Любите свой хлеб трудовой —

И пусть обаянье поэзии детства

Проводит вас в недра землицы родной!..

Теперь нам пора возвратиться к началу.

Заметив, что стали ребята смелей,

«Эй, воры идут! — закричал я Фингалу. —

Украдут, украдут! Ну, прячь поскорей!»

Фингалушка скорчил серьезную мину,

Под сено пожитки мои закопал,

С особым стараньем припрятал дичину,

У ног моих лег — и сердито рычал.

Обширная область собачьей науки

Ему в совершенстве знакома была;

Он начал такие выкидывать штуки,

Что публика с места сойти не могла,

Дивятся, хохочут! Уж тут не до страха!

Командуют сами! «Фингалка, умри!» —

«Не засти, Сергей! Не толкайся, Кузяха!»

«Смотри — умирает — смотри!»

Я сам наслаждался, валяясь на сене,

Их шумным весельем. Вдруг стало темно

В сарае: так быстро темнеет на сцене,

Когда разразиться грозе суждено.

И точно: удар прогремел над сараем,

В сарай полилась дождевая река,

Актер залился оглушительным лаем,

     А зрители дали стречка!

Широкая дверь отперлась, заскрипела,

Ударилась в стену, опять заперлась.

Я выглянул: темная туча висела

     Над нашим театром как раз.

Под крупным дождем ребятишки бежали

     Босые к деревне своей...

Мы с верным Фингалом грозу переждали

     И вышли искать дупелей.