Погружение в память (в сокращении)

Погружение в память (в сокращении)

Сидя на полу полицейского отделения, деревенский участковый Василий Викентьев молча смотрел на Воронцова, силясь понять: в уме они оба или стоит вызвать из райцентра санитаров. Воронцов же, как и положено главе сельского поселения, вёл себя сдержанно, сидел напротив участкового ровно, ожидая его реакции. В руках мужчина держал аккуратный серебристый свёрток со спящим младенцем. — Ку-ку, — исполнили свой долг настенные часы. Воронцов сказал: — Вась, скажи хоть что-нибудь, а? Викентьев молчал и пытался думать, получалось плохо. Мысли не слушались, воспоминания отказывались казаться бредом и настырно лезли в голову. Василий закрыл глаза. Вот они с главой поселения обсуждают последние новости; слышно, как часовая кукушка прокричала полдень. Вот он вышел из-за стола, чтобы взять из сейфа чекушку и стопки. Вот от изумления разжались его пальцы, когда, повернувшись, увидел, как закадычный друг, Петруха Воронцов, с которым они знались почитай четыре десятка лет, переливается всеми цветами радуги, распространяя вокруг себя сверкающую пыль. В ушах зазвенело разбивающееся об пол стекло, вспомнился смущенный Петькин «Упс!». Вот в глазах его потемнело, а когда зрение вернулось, оказались они с Петрухой не пойми где. Кругом стояли радостные люди в обтягивающих разноцветных одеждах и с очень высокими причёсками. В небе, над головами толпы от бирюзового солнца кругами, как по воде, исходили световые волны. Друг Петруха по-свойски обнимался с туземцами, а самого Василия плотным кругом обступили любопытные ребятишки неведомой расы, норовили потрогать, пощупать. «Что тут происходит?!» — вопил Викентьев. Воронцов виновато улыбнулся ему и зашагал в противоположном направлении, к океану. Пётр подошёл к кромке воды, толпа стихла. Он поднял руки вверх, а ногами стал отплясывать странные па. Из толпы отделился какой-то дед, в точно таком же танце подошел к Воронцову и заключил его в объятия. С минуту они стояли, соприкасаясь лбами, а затем, взявшись за руки, вошли в воду и шли до тех пор, пока не скрылись в ней. Толпа начала раскачиваться и петь. Тут уж участковый не выдержал и побежал спасать друга, но замер, потому что Воронцов вынырнул недалеко от берега. В руках он держал младенца. Пётр поднял ребёнка над головой. Люди на берегу хором что-то выкрикнули и склонились перед ним в поклоне, а потом развернулись и побрели прочь. Маленькая девочка подбежала к Викентьеву, повязала жёлтую ленточку ему на запястье и отправилась догонять свой народ. Затем к нему подошёл Воронцов с ребёнком на руках, и метаморфоза, приведшая их сюда, повторилась. — Точно! — заорал Викентьев, и открыл глаза. Он закатал рукава и обнаружил на левом запястье жёлтую ленточку. Посмотрел на друга, Пётр выглядел радостным и уставшим. Младенец спал уже в кресле. — Теперь спрашивай, — сказал Воронцов. — Считай, что спросил! — С вызовом отозвался Викентьев и сел за стол, косясь на серебристый свёрток. Воронцов сел напротив и положил локти на стол. — Понимаешь, дружище, — тихим уверенным голосом сказал он, — Вселенная населена кучами и тучами разумных видов жизни, отличных от человечества. Я представитель одного из них. Мы не размножаемся, а обновляемся. Сознание же наше имеет не одно тело, а два: старшее и младшее. Когда старшее тело изнашивается, мы совершаем ритуал обновления. Ты это видел, потому что попал в поле действия силы, которая выдёргивает межпланетных мигрантов, таких как я, для совершения ритуала на родную планету отовсюду, и возвращает обратно, когда дело сделано. — То есть старик тот… — Это я, точнее тоже я, как и он, — Воронцов ткнул пальцем в сторону кресла. — И что теперь? — закуривая, спросил участковый. Потом спохватился, замахал рукой, разгоняя табачный дым, и потушил сигарету. — Теперь всё, как у людей: растить буду, воспитывать. — Дичь какая! — выдохнул участковый. — Ну отчего же дичь? — Искренне удивился инопланетянин Воронцов. — Вы ведь делаете то же самое, только в примитивном виде. Связь поколений, преемственность. А у нас целый океан видовой памяти, погружаясь в него, мы обновляем себя. Соображай, Вась! Соображать Викентьев умел, потому в голове его возникло много новых вопросов. Он, было, открыл рот, чтобы задать их, но тут заплакал ребёнок. — Сейчас нам всем надо отдохнуть, — твёрдо сказал Воронцов и взял плачущий свёрток. — Приходи утром в гости, поговорим. — Да уж будь уверен, приду, — Викентьев встал из-за стола и подошёл к другу. — Смотри, похож-то как! — заметил он, глядя на малыша. — Родня, — пожал плечами глава поселения. Участковый почесал затылок и решил: — Ладно, Петь, утро вечера мудренее. Так у нас на Земле говорят. — Будто я не знаю, — усмехнулся Воронцов. На пороге он обернулся и предупредил друга: — Наталье моей гляди не сболтни лишка. Я её хоть и люблю, но баба она истеричная. — Что есть, то есть, — согласился Василий, — но и добрая, этого тоже не отнять. — А как же! Без доброты, Вась, никуда. Скажу, что тебе в участок подкидыша кто-то принёс, а я забрать решил. Она ведь всю жизнь ребятёнка хотела. Обрадуется!