"Моя Стая". Отрывок

"Моя Стая". Отрывок

"Зима пройдет. С талой водой побегут по обочинам остатки грязного снега. Весело зажурчат ручейки и подхватят радужные пятна топливных разливов. Навстречу новым открытиям поднимут паруса бумажные кораблики. Деревья отпустят разбухающие почки, а холодные ветра покинут город. Солнце перестанет быть расплывчатым пятном на фоне мутного неба. Оно будет по-настоящему теплым. Дым с фабрики потянется к заливу, обнажая безразличный к чужому горю муравейник. Жители его еще долго будут смотреть на прилипшие к их стенам граффити, на заросшие стеклом и бетоном новостройки, на безвкусные двери парадных и заваленные мусором тротуары. Оставшийся без одежд город будет стыдливо говорить о необходимости перемен, о падении нравов, об упадке культуры и потере сознательности. Вместе с белоснежной зимней шубой с него сойдет завеса неискренности, открывая взору неприглядные стороны и внутреннее убожество. Но грязь недолго будет мозолить глаза. Почки раскроются, бутоны запестреют, и город вновь накинет на себя платье, зацветет, обманывая доверчивых обитателей, и непроницаемая маска холодного равнодушия скроет его лицо. Он будет дышать. Дышать весенней бодростью и надеждой, ароматом разбитых клумб и звонкими голосами детей. Он сменит одежды, чтобы они следовали трендам нового сезона, но не эту маску. Она остается в моде в любое время года, ее не поколеблет ни война, ни религиозные заповеди, ни редкие минуты откровения, в которые оставшийся без нарядов город может разглядывать себя, признавая спрятанное под ними уродство. Он не заметит, как под его крышами не нашлось места самым беззащитным его обитателям, самым добрым и преданным жителям. Он поморщится, отворачиваясь от зеркала. Это не его дело, скажет он вслух, чтобы убедить самого себя. Город не чувствует своей вины, он не признает ее, ведь это огромный коллектив, в котором ответственность всегда обезличена. Это забота других, тех, кто хочет играть в благотворительность, кому не хватает своих собственных дел. Это проблемы приютов. Обезображенные наготой дни минуют, и все вернется на круги своя. Своры бродяг окажутся спрятанными в глубоких складках весеннего платья, предоставленными самим себе и выброшенными на задворки трущоб. Они станут врагами, чужеродными элементами, их будут именовать дикими зверьми, чтобы не признавать их право на кров. Новые коты будут стекаться к мискам у подъездов добродушных бабушек, а собакам позволят спать на свалках. Пока осенняя слякоть вновь не смоет летний макияж бездушного города".