Пять минут с отцом (автобиографическая история)

Пять минут с отцом (автобиографическая история)

История, которую я хочу рассказать, относится совсем к недавним событиям, хотя, возможно, правильнее было бы считать, что началась она с момента моего рождения и даже чуть раньше. За десять лет до моего появления, мама вышла замуж за фронтовика, прожили они вместе немного, но достаточно для того, чтобы у них появилась дочь, которая успела испытать отцовскую любовь и сохранить о нём память. К сожалению, их семейное счастье было недолгим, вскоре мамин муж умер от туберкулеза. Но, до того как это случилось, он обеспечил свою семью комнатой в коммунальной квартире, что по тому времени, «барачного проживания», было очень даже хорошо. А чтобы получить эту маленькую комнатку в 12 квадратных метров, пришлось обойти много начальников разных инстанций. По-доброму понимали не все и однажды, доведённый этой бумажной волокитой и бюрократией до предела, бывший солдат (кавалер двух орденов и многих медалей), начал действовать по-фронтовому. Войдя в очередной раз к одному из таких «чинуш», не желавшему подписывать ордер, он вытащил его из-за стола, схватил массивное пресс-папье и, чётко проговаривая каждое слово, пригрозил: «Не подпишешь – так отделаю этой штукой твою лысую башку, что она тебе больше будет не нужна! Мне терять нечего!» (видимо, ему было известно о своей неизлечимой болезни)…

…Прошло время. И вот, спустя несколько лет со дня смерти своего первого мужа, мама познакомилась с моим отцом. В ЗАГСе они не расписывались, и когда, вскоре, родился я, то в метриках был записан по фамилии матери, которая, естественно, носила фамилию первого мужа. По её словам, мой отец ко мне относился очень хорошо, но он постоянно хотел жить своей семьёй, не воспринимая мамину дочь от первого брака – мою сестру, склоняя маму пристроить её на проживание к кому-либо из родственников. Но получилось наоборот. К нам переехала жить от своих сыновей – маминых братьев, моя бабушка. Так что прописка по данному адресу отца, на чём он также настаивал, стала ещё более проблематичной. Возможно, это и было поводом к ссорам моих родителей, а в конечном итоге и послужило причиной их окончательного разрыва. Хотя отец, наверное, тоже переживал это. Он неоднократно встречал маму у проходной завода. Но, видимо, та, чувствуя поддержку родных и близких, а может и по другим причинам, понятным только женщинам, на сближение не шла, и однажды они расстались окончательно. Было мне тогда чуть менее двух лет. И поэтому, всё, что я здесь написал – через какое-то время узнал от сестры и самой мамы. Конечно, я не вправе осуждать никого из своих родителей. Я и не осуждаю. Просто, не имея других сведений о том периоде их жизни, я и сообщаю то, что знаю, допуская при этом мысль, что пользовался односторонней информацией, которую сейчас ни проверить, ни опровергнуть уже нельзя.

Отца своего я не помню! Я был слишком мал, когда его не стало рядом. Мама пыталась по-своему его заменить, хотя, конечно, заменить его полностью она не могла. И где-то, в глубине души, подспудно, я ощущал некоторую ущербность и неполноценность, в сравнении с другими детьми. Но время шло, и я привык к тому, что у меня не было отца. Я не испытывал к нему ни любви, ни ненависти, ни жалости. Как можно было вообще что-либо испытывать к человеку, которого ни разу не видел. Если какое-то чувство и было – то нечто среднее между обидой, сожалением и завистью (чисто на уровне мальчишеского понятия). Это – когда что-то есть у других, а у тебя, хоть умри, нет, и уже никогда не будет.

Когда мы ходили в гости к родственникам или кто-то из них приходил к нам, то в беседах взрослых нет-нет, да и проскальзывала полушёпотом какая-то информация об отце; то – кто-то его видел, то – кто-то о нём слышал. А когда я уже учился в старших классах школы, то однажды поинтересовался о нём сам, на что получил мамин ответ, что, со слов знакомых, он попал в дорожную аварию и умер. Тем самым она как бы поставила этим ответом «вето» на все, связанные с ним вопросы. Да, впрочем, я их и не задавал. Не хотелось лишний раз возвращать её к воспоминаниям, которые были неприятны, и воспринимались ею болезненно. Да и потом, тот её ответ был для меня более приемлемым. Он, по крайней мере, объяснял факт, – почему отец, зная обо мне и, зная мой адрес, ни разу не захотел со мной встретиться. Я уже и не поднимал вопрос о какой-либо материальной помощи. Ведь жили мы небогато; работала одна мама, а у неё нас было трое: бабушка, сестра и я. Хорошо запомнился случай, как однажды зимой пошла она вечером в магазин, и у неё из варежки выпало 20 копеек. Она вернулась обратно, долго искала. Но не нашла, расстроилась до слёз. Кроме своей основной работы, чтобы как-то свести концы с концами, она ещё убиралась в подъезде, а также брала нянчить соседскую малышку. Конечно, как мог, я ей помогал.

Но жизнь продолжалась, одно событие меняло другое; кто-то умирал, кто-то выходил замуж, кто-то рождался. Я окончил обучение в школе, затем в техникуме, отслужил в армии, женился. Сначала у нас родился сын, через несколько лет – дочь. Работа, ежедневные обязанности, какие-то хлопоты, заботы, переезды из города в город, с квартиры на квартиру, закружили, завертели и отставили далеко-далеко те детские переживания и проблемы, так «притупив» память об отце, словно его никогда и не было в моей жизни. Да я и сам уже давно свыкся с мыслью, что его просто нет. Так как трудно представить, что, оставаясь в живых, он ни разу, на протяжении 20-ти, 30-ти, 40-ка лет, не захотел бы встретиться с сыном. Правда, несколько лет тому назад, моей тёте (которая когда-то и познакомила маму с отцом), стало случайно известно от подруги, с которой они переписывались, что Павел, как звали моего отца, жив-здоров и проживает в Самаре, где-то на «Безымянке». И это были все сведения.

Однажды, мы были у мамы в гостях и мой уже взрослый сын, спросил её о том, почему он ничего не знает про своего деда. Она рассказала ему всё, что помнила, и что считала нужным рассказать, показала фотографии того времени. И сын загорелся желанием его найти! Информация была скудная: фамилия, имя, отчество, примерный год рождения, приблизительное место проживания. Трудно верилось в то, что этого будет достаточно, чтобы отыскать человека, которого, возможно, к тому времени, и в живых-то уже не было. Но сын, по базе данных «пробил» на компьютере то, что ему было известно, проанализировал полученные результаты и с помощью логичных рассуждений пришёл к цели своего поиска. И каково же было моё удивление, когда буквально через два дня, после нашего разговора, он позвонил и сообщил, что нашёл несколько семей с такой фамилией. И что наиболее подходит одна из них, состоящая из 3-х человек, видимо – муж с женой, примерно того возраста, что и бабушка, и, наверное, их сын, который был младше меня на 4-е года. Но место проживания их было несколько другим; не «Безымянка», а 15-й микрорайон города Самары. Зато всё остальное совпадало достаточно удачно. Эту информацию я сообщил маме и спросил её мнение по поводу возможного посещения этой семьи. Она была не против встречи, а наоборот, даже проявила к этому некоторый интерес. Но, если честно, я уже сам не спешил совершить этот нежданный визит к отцу. Сейчас, когда встреча, как никогда, была близка и возможна, вдруг эта возможность, эта простота и реальность, которая на протяжении 40 лет была только в мечтах, меня стала пугать.

Все последующие дни я провёл в размышлениях и раздумьях, так и не находя какого-то определённого решения. «Ну, приду! – думал я. – Ну, допустим, это – действительно отец! И что дальше? А нужна ли ему эта встреча, если он сам никогда не пытался меня увидеть? Не сделаю ли я хуже для него, для семьи, не внесу ли в неё разлад, нужен ли им новый родственник, да, причём – не один? Ведь, вполне возможно, ни его жена, ни его сын, не имеют обо мне ни малейшего представления. Встретиться с ним не в доме, попросить его выйти во двор, на улицу? Но беседовать на улице о том важном, о том многом, что надо сказать, на глазах у прохожих – тоже не выход. И потом, как воспримется мой приход даже им, самим? Может их семья живет в достатке, и он решит, что я объявился для того, чтобы каким-то образом предъявить права на определённую долю его имущества? Но мне ничего не надо, мне хватает того, что я имею. Как это успеть сказать, прежде, чем он о том подумает? А если квартиру откроет жена или сын, кем представиться? Как вести себя в такой ситуации?» Я засыпал и просыпался с этими вопросами, они преследовали меня повсюду. Почему-то припоминалось одно из главных высказываний врачей: «Не навреди!» «Действительно, а не наврежу ли я его семье, своей семье, маме и самому себе? Не пожалею ли потом? Стоит ли менять привычный уклад жизни, и выводить на её сцену новых действующих лиц?» Я обращался за советом к ближайшим родственникам, предварительно ознакомив всех со своими спорными мыслями и рассуждениями. Но их мнения разделились. И таким образом судьба предоставила мне испытание – самому принять решение в сложившейся ситуации. И, не смотря на все мои сомнения, все «за» и «против» – я его принял… Ведь, что бы ни случилось, но раз мне в жизни, наконец-то, представилась возможность встретиться с отцом, значит, эту возможность надо использовать…

И вот, в один из февральских дней, я решил его навестить. Я шёл и думал: «Как всё нелепо и странно в этой жизни. От дома, где жили родители моей жены, куда мы постоянно приезжали, до дома моего отца, – было, минут десять ходьбы. Мы с женой около 4-х лет снимали поблизости квартиру. А с маленьким сыном мы буквально «изгуляли» этот район вдоль и поперёк. Кроме того, в одном из подъездов дома отца, жила давняя мамина подруга – бывшая наша соседка, которую мама часто навещала. Мы, наверняка, ходили по одним и тем же улицам, бывали в одних и тех же магазинах, но никогда пути наши с ним не пересекались. А может быть, и пересекались, только мы не могли признать друг друга. Я его видел молодым на нескольких старых фотографиях; он меня помнил таким, каким я был в 2-х летнем возрасте. Да и дело то ещё в том, что никто из нас в лица встречных прохожих и не всматривался. Кто мог подумать, что так всё получится?»

Вот и этот дом, я вошёл в подъезд. По ступеням поднялся на нужный этаж и подошёл к квартире. Волнение, которое по пути, было незначительным, сейчас, видимо, стало заметным даже со стороны. Более-менее успокоившись, я нажал кнопку звонка. Вдруг промелькнула мысль: «Что же я иду в гости с пустыми руками, как-то неловко. Хотя, это сейчас было не главным». Из квартиры доносились звуки радио, но не более того. Я позвонил ещё раз, – ничего не изменилось. Волнение постепенно сменилось сожалением о том, что, видимо, никого не было дома. Я позвонил ещё раз и, немного постояв у закрытых дверей, ушёл. «Значит, так и должно было быть», – думал я. Но от своей цели я не отступал. В следующий раз, недели через две, в свой очередной приезд в Самару, я вновь пришёл по этому адресу. Результат был тот же. Только в этот раз кроме звонка я воспользовался ещё и стуком в дверь, подумав, что люди, проживающие здесь, всё-таки престарелые. Кто знает, может, они звонков не слышат? Позвонил в соседнюю квартиру. Соседи открыли, но ничего толком сказать не могли. Правда, и я в особые объяснения не вступал. Снова ушёл ни с чем, озадаченный таким странным стечением обстоятельств. Но, всё же решил, при удобном случае, сделать ещё одну – третью попытку – попасть в эту квартиру. И если уж если тогда ничего не получится, навсегда оставить эту затею. Удобный случай вскоре представился.

Как-то в начале марта, перед возвращением в Тольятти, я вновь уже привычной дорогой пошёл к дому отца, особо не надеясь на то, что, мне повезёт и я, наконец, хоть что-то смогу узнать или кого-то увидеть. Было около десяти часов утра. Признаться честно, ещё час назад, у меня не было намерения вообще идти туда, но какое-то странно-необъяснимое чувство всё время возвращало мои мысли к отцу и, чтобы не мучиться потом сомнениями, я им уступил. Уже входя во двор, я увидел возле знакомого мне подъезда несколько мужчин, а недалеко стояли две легковые машины.

Вроде вполне понятная ситуация, гости готовятся уезжать домой. Что же меня заставило обратить на них внимание, что показалось странным, думал я, проходя мимо в подъезд и поднимаясь по ступеням? А ведь, пожалуй, лица! Да, лица! В них была, какая-то печаль, вернее скорбь. А почему скорбь? Может потому, что разговор их был негромким, состоящим из односложно-коротких слов, словно что-то мешало им говорить. Что? Горе!.. Горе? Почему именно это пришло мне в голову? Странно… Вот и последний пролёт перед нужным этажом, поворот и… с каждым шагом по ступеням, вдруг, всё больше и больше вырастала в проёме того, «моего» этажа красная крышка гроба, заполняя трауром, печалью и каким-то тревожным чувством всё пространство вокруг себя. О, Господи! Неужели?.. Дверь в квартиру, куда я так безуспешно пытался два раза попасть, приоткрылась, из неё медленно вышла престарелая женщина и прошла к лифту. Её взгляд скользнул по мне, затем вновь вернулся и задержался, словно спрашивая: «А ты кто?» Но я уже входил в квартиру…

…Гроб, обитый красной материей, стоял в центре маленькой комнаты, дверь в которую была распахнута. В гробу лежал… отец. Я узнал его сразу по имевшимся у мамы фотографиям и не только поэтому. Там я увидел… себя. Может быть старше, чем я сейчас, но себя. Никаких сомнений быть не могло – это был мой отец! Возле покойного, на диване и вдоль стены, расположились люди, в основном это были пожилые женщины. Переступив порог квартиры, я остановился в прихожей, не осмеливаясь пройти дальше. Слева от меня, на стуле, сидела молодая женщина, и, так как она была ближе всех, я обратился именно к ней.

– Извините, вы не подскажите, кто из присутствующих здесь самые близкие родственники, мне бы хотелось поговорить с женой или сыном.

– Простите, а вы кто? – спросила она.

– Извините меня, но я не могу вам ответить, предварительно не узнав сам, с кем говорю.

– Вы говорите с женой сына покойного, то есть со снохой, – ответила женщина.

– Вы знаете, вас, словно Бог мне послал, потому что в данной ситуации вы, видимо, одна из немногих, с кем мне и лучше всего поговорить, – полушёпотом промолвил я. Дело в том, что я – сын Павла Афанасьевича.

– Вы?! Сын? Как? А мой муж? Он кто? – изумилась она

– Тоже, наверное, сын. Я вам сейчас всё объясню. Возможно, где-то уединиться?

– Да, да, конечно! Идёмте в зал.

В зале мы присели, и я вкратце рассказал ей свою историю; кто я, откуда, как и зачем пришёл сюда. Светлана, а её звали именно так, внимательно меня выслушала и в свою очередь сообщила мне, что отец был болен, последний месяц был вообще «прикован» к дивану, на котором мы сидели. И что, вероятно, он и слышал мои звонки в дверь, но никак не мог встать. А его жены, возможно, просто не было дома. Мы договорились перенести более подробный разговор на то время, когда все уедут на кладбище. Сама Светлана должна была остаться, для уборки квартиры и подготовки к поминкам.

Я прошёл к отцу и встал возле его изголовья. Он лежал передо мной, и я всматривался в черты его лица. Как, действительно, мы были похожи! Вот он, рядом, на расстоянии вытянутой руки, но ничего уже не изменить. Трудно поверить в то, что ещё три дня назад – он был жив. Всего три дня и расстояние меньше метра разделяло нас. Странно, как всё удивительно странно, словно Бог решил, перед окончательным уходом моего отца с физического плана, показать его мне. Показать его мне, не показав при этом меня ему. Хотя, возможно, душа его сейчас где-то рядом. Она видит всё, она знает всё, о чём я думаю. Ну, вот я и пришёл к тебе, отец! Пришёл сам, без твоего разрешения. Только вот поздороваться с тобой уже не могу. Как нелепо, как жалко, как глупо, имея в запасе более сорока лет, опоздать всего на три дня! Да!.. Оторвавшись от своих раздумий, я посмотрел на тех, кто сидел вокруг и, наверняка, были моими родственниками. Все смотрели на меня! Во взглядах людей было неподдельное удивление, многие перешёптывались, не отрывая от меня своих глаз. В проёме двери, Света объясняла что-то двум старушкам (о чём она говорила, догадаться было совсем не трудно). Я понимал, что ситуация была сверхудивительная. Умирает человек, и вдруг, откуда ни возьмись, за несколько минут до выноса тела, приходит неизвестный, которого никто никогда не видел, становится возле изголовья покойного, до того на него похожий, словно это он сам встал – живой и помолодевший лет на тридцать. Слышались слова удивления, восклицания, кто-то крестился. Мне было неуютно под всеми этими взглядами, посмотрев ещё раз на отца, я вышел из комнаты и прошёл в зал. В зале, вместе со Светланой были три женщины. Одна из них, наиболее пожилая, подошла ко мне и сказала: «А я ведь знала, что у Павла был сын от Валентины, значит это вы?» Я кивнул. Другая возразила, что не сын, а дочь. Первая посмотрела на меня, ища поддержки.

– Вы знаете, – ответил я, – по поводу дочери мне ничего неизвестно, возможно она и есть, родившаяся в период между мной и его другим сыном, только не от моей матери. А то, что я его сын, наверное, нетрудно убедиться, посмотрев на меня.

– Вы поедете на кладбище с нами, – спросила третья.

– Нет! Кто я для всех? Если и вы и то сомневаетесь в том, что я его сын! Я никому ничего объяснять и доказывать не буду, мне это просто не надо, Я пришёл только увидеть отца. Пришёл случайно, даже и, не думая, что попаду на похороны. И потом, мы уже договорились поговорить со Светланой. Мне у неё многое, что надо узнать.

В это время в квартиру вошли мужчины, сообщив, что автобус приехал и пора выносить покойного. Все засуетились, запричитали, кто-то заплакал. Мы со Светланой остались в стороне. Один из молодых мужчин что-то искал в антресолях шкафа, встав на нижнюю полку.

– Это мой муж, – сказала она, – сейчас я вас познакомлю.

– Анатолий! Подойди на минутку. Познакомься со своим старшим братом!

Анатолий, видимо не ожидавший такого поворота событий, отпустил руки и буквально свалился вниз на кого-то из выходящих людей. Он подошёл, мы обменялись рукопожатием. Толя был выше меня ростом и внешне мало походил на отца. В тот момент было не до разговоров, и мы условились встретиться позже.

Тем временем гроб уже спускали по лестничным пролётам вниз, увлекая за собой стонущую толпу родственников, близких и друзей покойного. Те три женщины и я спускались последними. Внизу, у гроба, поставленного на табуретки, прощались с отцом. Подошёл и я. Меня пропустили беспрепятственно, видимо многим обо мне уже рассказали. А возможно, они догадались сами. Постоял, помолчал. В последний раз внимательно, чтобы запомнить навсегда, вгляделся в его лицо. Некоторые из родственников уже относились ко мне с теплотой и вниманием. Кто-то жал руку, кто-то обнимал за плечи, кто-то просил не пропадать. Мне предложили ехать с ними на кладбище, в деревню, в нескольких километрах от города, из которой отец был родом. Я отказался. Когда похоронная процессия, состоящая из автобуса и нескольких машин, отъехала и завернула за угол дома, я вернулся в квартиру. Там меня встретила Светлана.

Только сейчас я смог подробно рассмотреть комнату, в которой последнее время проживал мой отец. Обстановка была обычная, без каких-то излишеств и импортной мебели. На полках, на телевизоре, на подоконнике стояли изделия из металла: подсвечники, экзотичные фигуры из металлической ленты, статуэтки и другие заготовки. Видно было, что тот, кто это делал, обладал хорошим художественным вкусом и имел большой опыт в работе с металлом. Светлана заметила мой интерес к поделкам.

– Это всё изготовил Павел Афанасьевич, – сказала она.

– Вы знаете, может это покажется странным, но я тоже увлекаюсь примерно тем же. Только работаю с деревом, вернее с его корнями.

– А у меня и муж тоже этим увлечён, ещё он рисует хорошо, – похвалилась Света.

– Ну, что могу сказать, значит, я действительно не ошибся адресом, сказываются родственные гены, – произнёс я задумчиво. – Я тоже рисую, и даже заочно окончил факультет станковой живописи и графики университета. Правда, это так, для души. Как одно из моих увлечений. А сначала-то, после школы я поступил учиться в железнодорожный техникум.

– В какой, какой техникум? – вырвалось у Светы.

– В наш, Самарский, вернее тогда он был Куйбышевский, тот, что возле вокзала, – не понял я её удивления и добавил подробнее – в Куйбышевский техникум железнодорожного транспорта, на отделение – «Электротяговое хозяйство железных дорог». По окончании его работал в депо бригадиром, мастером, помощником машиниста электровоза. А что? Что вас так заинтересовало?

– Когда вы там учились? – женщина медленно опустилась на стул.

– Когда? – припоминал я – с 1972 по 1976 год. А в чём дело, Света? В чём? Скажите.

– Просто Толя, ваш брат, учился на том же отделении, того же техникума. Только поступил он в техникум в тот год, когда вы его окончили.

– Да-а-а! – протянул я, – интересная ситуация.

– А где вы жили в Самаре? – поинтересовалась собеседница.

– До переезда в Тольятти мы жили с женой и сыном здесь, в 15-ом микрорайоне. Ну, а моё детство и юность – это район «Серых домов», что напротив «оврага Подпольщиков».

– Это удивительно! – произнесла Светлана, – я сама оттуда.

– Откуда? – не понял я.

– Из «Серых домов!»

– Значит, – произнёс я медленно и задумчиво, – мы с вами должны были учиться в одной и той же школе!

– Да! – подтвердила она. – И эта школа №…

– 58! – дополнил я.

– Совершенно верно! Но, а в том, что мы не знакомы – ничего удивительно нет. Просто я тогда была на много лет младше, – рассуждала Света. – После школы я окончила филологический факультет нашего университета…

– …Где сейчас, учится моя дочь, – тихим голосом добавил я.

Мы смотрели друг на друга и молчали, каждый о своём. Я никак не мог разобраться в своих мыслях. Столько впечатлений, столько новых сведений, столько открытий и разочарований, и всё это сразу. К моему удивлению по поводу нашего близкого проживания, к тем рассуждениям, полчаса тому назад, теперь прибавилась ещё удивительная информация о близости нашего существования вообще, о тех единых путях, увлечениях и мыслях, которыми мы следовали по жизни. Невероятно!

– Скажите, Света, а вы давно здесь живёте? – спросил я.

– Лет двадцать, – ответила она – раньше жили в Юнгородке (вот она – «Безымянка», вспомнил я), отец Анатолия, ваш отец, – продолжила она, – работал одним из ведущих инженеров-конструкторов, на военном заводе.

– Свет! А есть ли у вас альбомы с фотографиями, – вспомнил я, – хотелось бы посмотреть.

– Конечно, есть! Сейчас принесу, и как я сама-то не догадалась предложить.

Потом мы сидели и рассматривали фотографии, которые, то ли возвращали нас в далёкое прошлое, то ли приближали, то прошлое, к сегодняшним дням. И каждая страница альбома, как кусок глины – лепила, как мазок кисти – писала, облик моего отца, составляя хотя бы его примерный образ…

…Я шёл по улице и, кажется, ещё плохо осознавал, что произошло всего за какой-то час. И то, что понимал мозг, ещё никак не могло понять и принять сердце. Как это всё невыносимо горько: найти, чтобы убедиться, что теперь уже потерял навсегда. Сегодняшнее опоздание было одним из самых горьких моих опозданий. Если раньше нас разделяла жизнь и её обстоятельства, то теперь между нами встала смерть. Как всё иногда кажется запутанным и сложным, а на самом деле всё так просто. Порой мы сами себе усложняем жизнь, которая намного проще, доступнее, понятнее. И оказывается, то главное, что мы ищем и ждём, всегда где-то рядом. А может быть оно заключено в нас самих? Странно, но чтобы эта «встреча» состоялась, мне необходимо было ждать, почти целую жизнь. Сначала – жениться. Далее – дождаться рождения сына. Потом прожить с ним и его проблемами до двадцатилетнего возраста и ещё немного, до его разговора со своей бабушкой. И, наконец, получить от него сведения о том, кому, обязан появлению на свет и я, а значит, и он сам. А что самое главное – это то, что в этой жизненной цепочке должны были быть все её звенья, от начала и до конца…

Когда мы расставались со Светланой, то договорились не терять друг с другом связи, ведь как-никак – родственники. Но перед моим приездом, она просила сообщить им по телефону. Я звонил несколько раз. Мне никто не отвечал. Поэтому я у них больше не появлялся… Вот, пожалуй, и все!..

…Сейчас, спустя уже несколько лет, со времени описываемых событий, я невольно пришёл к мысли, что всё, произошедшее со мной, было запланировано ранее и что мой сын и ещё много других знакомых и незнакомых людей, принимавших прямое и косвенное содействие той «встрече», – не есть главные участники тех событий. Они были исполнителями здесь, на Земле, чьей-то Высшей воли. Посредством их, было выполнено указание Тех, Кто стоит над нами. Они же и создали ситуацию для выполнения поставленной задачи. Возможно, решив, в знак наказания, за то, что отец, когда-то оставил меня и забыл – лишить его возможности встретиться со мной и сейчас. Но мне, уже в самый последний день – показали его. Кто знает, может это и к лучшему? Значит, так должно было быть. Каждый из нас заслужил своё. Бог нам судья!..

…И уже потом, через некоторое время, всё снова и снова возвращаясь в своих воспоминаниях к тем событиям, я вдруг однажды подумал: «Что если его душа так и не принята небесами, и мучается со своими грехами здесь. И Господь не возьмёт её к себе, пока эта душа не будет прощёной на Земле. А самое главное, что из всех родных и близких, из всех знакомых с ним людей, возможно, только я один смогу освободить её своим прощением. И мне принимать решение». После этого я несколько раз сходил в церковь, поставил свечи за упокой его души, помолился, как умел, ведь главное, чтобы это было от сердца. И конечно, в конце нашего мысленного общения с отцом, я обратился к нему со словами: «Поверь, мне очень жаль, что всё так получилось! Прости меня и за то, что было и за то, чего не было!» А наяву несколько раз повторил: «Я прощаю тебя, отец! Я прощаю тебя! Я прощаю!..»